Рассказ воронежского писателя протоиерея Алексея Лисняка вошел в сборник деревенской прозы «Новоселы»
Известный воронежский писатель, клирик Воронежской епархии, настоятель Богоявленского храма села Орлово Новоусманского района протоиерей Алексий Лисняк стал соавтором сборника «Новоселы» (16+). В книге представлены рассказы, по мнению издателей, самых ярких современных авторов деревенской прозы современной России. Сейчас этот жанр снова становится популярным – читателям интересно, как живет обычный деревенский житель.
Подтверждение тому - прошедшие в Вологодской области XII Всероссийские Беловские чтения «Белов. Вологда. Россия». В рамках чтений состоялась презентация сборника «Новоселы». О деревенской прозе и литературе в целом корреспондент «Культурного региона» поговорила с протоиереем Алексием Лисняком.
«В современном мире по-прежнему кто-то должен растить хлеб»
- Отец Алексий, какие ваши рассказы вошли в сборник? О чем они?
- В книгу вошло 16 произведений, от каждого отобранного автора по одному рассказу. Любителям творчества писателей-деревенщиков старой гвардии, людям, по-настоящему ценящим Русское слово, очень рекомендую. Из моего творчества в сборник вошел рассказ «Слон забрался в огород». Он где только не печатался, и в книгах, и в литтолстяках, и в периодике. В исполнении Александра Панкратова-Черного он в свое время транслировался на радио в России и за рубежом. А вот о чем он, я сказать затрудняюсь. Сюжет там простой, как три копейки: вдовец Володя Капустин сватается.
- Хочется сосредоточиться на этой книге как явлении. «Новоселы» - первый сборник авторов новой деревенской прозы за долгое время.
- Верно вы сформулировали, именно – явление. Но я бы хотел сосредоточиться на издателях. Выпустили сборник за свой счет четверо современных писателей, которые в 2023 году объединились в этакую боевую ячейку – объединение «Новые деревенщики». Это Наталья Мелехина из Вологды, Артем Попов из Северодвинска, Ася Астафьева из костромской Неи и москвич Максим Васюнов. Они публично провозгласили свой манифест, где говорится (я уж своими словами), что в той части народа, которая живет в основном в провинции, до сих пор сохранился интерес к литературе, отражающей жизнь простого человека – труженика, человека природы, чей голос сегодня совершенно не слышен. Создается впечатление, что этой части русского народа словно бы и не существует. Как не существует его культуры, традиций, нужд, чаяний, проблем, наряду с его мудростью, выносливостью, способностью больше отдавать, чем брать.
И они – четверо – объявили себя глашатаями этой части русского, российского народа и готовы взять на себя миссию его защитника, пропагандиста, «ходока» и, одновременно, духовного наставника. И они правы – в современном мире по-прежнему кто-то должен растить хлеб и сохранять историческую память – а этим испокон веков занимался простой народ-работяга. А сейчас этот народ особенно нуждается в том, чтобы его увидели и услышали.
- Напоминает чуть ли не партизанское движение.
- Какое хорошее сравнение! Так оно, пожалуй, и есть. Но это еще не все, сейчас самое интересное, переходим к истории появления сборника «Новоселы». Эта четверка писателей начала свои идеи материализовывать. Авторов они пригласили ото всюду буквально – из Москвы, Вологды, Ярославля, Краснодара, Курской, Архангельской, Костромской, Иркутской, Воронежской, Нижегородской областей и Забайкальского края. Этих авторов сами искали, сами выбирали лучшие, по их мнению, произведения. Вот что это, если не подвиг? Их волнует то же, что и классиков «деревенской прозы» – Василия Белова, Федора Абрамова, Валентина Распутина, Василия Шукшина, но – на современном этапе развития общества. И не просто волнует, они бьются за русскую литературу.
- Выходит, что сейчас идет возрождение этого жанра – деревенской прозы?
- До возрождения еще далеко, я бы сказал, но первые шаги делаются. Когда я увидел манифест «Новых деревенщиков», где эти энтузиасты-партизаны говорят, что их задачей является так же и объединение писателей единомышленников, разумеется, я в стороне не остался. Получится ли у нас что-то возродить, я не знаю. Мир сейчас настолько переполнен информационным шумом, что будет сложно это сделать. А с другой стороны, в манифесте правдиво сказано, что интерес к нормальной человеческой литературе в народе есть, и сам я тоже это вижу. Интерес этот не раскручен, вот, собственно, и поле для деятельности «Новых деревенщиков»
«Я считаю себя обычным живым человеком»
- А как вы начали писать рассказы?
- Вот не могу отследить четко этот момент. В моей биографии есть некая причастность к литературному процессу, и выражалась эта причастность скорее всего в чтении хороших книг, хороших авторов. А писать… это точно - не без Божьего промысла. С детства я был поневоле охвачен «литпроцессом». Объясню: мой отец - настоящий поэт, со всеми вытекающими. В советские годы он работал в аппарате Воронежской писательской организации, возглавлял межобластное бюро пропаганды художественной литературы. Он, с возрастом мне это стало понятно, способствовал тому, чтобы я бывал рядом с ним и на работе, и в командировках. Поэтому мне посчастливилось не просто видеть того же курянина Носова, москвичей Гусарова с Брагиным или наших соседей по двору Троепольского с Поляковым, но и слушать их. И не только их. Тогда еще были живы многие, тогда и сам настоящий советский литпроцесс еще был жив. А слушать и слышать это намного полезнее, чем говорить, и тем более – писать.
- Есть ли у вас любимый рассказ?
- Нет, я ориентируюсь не на произведения, а на авторов. Изучаю творчество того или иного писателя, нахожу то, что мне нравится у него, или не нравится, перечитываю в удовольствие. А что касается именно хороших рассказов, то далеко ходить не буду, передо мной сборник «Новоселы», о котором мы говорим. И прекрасных рассказов в нем много.
И вот что мне вдруг вспомнилось, к слову о подвижниках-партизанах: в Воронеже тоже была громкая и не безрезультатная попытка писателей объединиться в секцию под названием «Профи», которая выступала против профанации в литературе. У «Профи» был свой устав. Члены «Профи» сами, без всяких поддержек, проводили творческие встречи в вузах, где говорили не о себе любимых, а о прекрасных, но забытых воронежских поэтах, о настоящей литературе. Эти подвижники успели в 2011 году издать на свои средства прекрасную книгу «Антология. Воронежские поэты XXI век». А какие в том сборнике стихи! Если найдете эту книгу, не пожалеете. Но всякому партизанскому отряду нужен свой Ковпак. А Ковпаку, каким бы он харизматичным ни был, нужна поддержка из центра, как моральная, так и материальная. В Воронеже поддержки не случилось. Дай Бог, чтобы у «Деревенщиков» их Сидор Артемьевич держался крепко и был поддержан. Иначе нельзя. Без таких «ковпаков» литературы просто не станет, ни городской, ни деревенской, ни поэзии, ни прозы. На подвижниках все пока и держится. Это, как православие в свое время выживало, держалось на плечах бабушек в платочках, храмы дышали на ладан, однако перетерпели лихолетье, дождались рассвета, все-таки. Может и с литературой так же получится. Будем надеяться, будем стараться.
- Вы тоже считаете себя «деревенщиком»?
- Я считаю себя обычным живым человеком. Меня долгое время считали представителем «Духовной литературы», потому что на мне ряса. Я сопротивлялся, говорил, что ни акафистов, ни житий я сроду не писал, но ярлык все равно прилип. И однажды для меня стало большой радостью прочесть в одной столичной рецензии, а потом и по радио услышать, что я, оказывается, пришел в большую литературу всерьез и надолго. Наконец-то, думаю, незаслуженный духовный ярлык слетел. Но на деревенщика, я, пожалуй, согласен (смеется). Пусть будет.
- Вы считаете, что в наше время не обойтись без таких союзов, наподобие «Новых деревенщиков»?
- Мое мнение можно оставить за скобками. Но смотрите сами: Воронеж ведь не всегда узнавали в России по «Сектору газа». Те, кто эту «панк-культуру» продвигают, они действительно работают. В областных новостях регулярно мелькают сюжеты про Хоя. Симфонический оркестр исполняет трехаккордные панк-опусы. Обсуждаем, где будет стоять памятник Хою…
В былые времена страна судила о Воронеже по другим именам. Я застал, когда турпотоки направлялись на могилы Кольцова и Никитина, и медиаиндустрия освещала не могилу панка, а «Кольцовские дни». И проходили они с размахом всесоюзного значения. Наши Прасолов, Исаев, Жигулин. Наши Виктор Поляков и Александр Лисняк, Гордейчев, Лутков. Ионкин тот же, и не только, список можно продолжать: о них сейчас говорят в российской прессе? Есть у нас всероссийские фестивали их имени? Подобные по размаху Беловскому в Вологде, имею в виду? Очевидно же, что если б не самоорганизовывались поэты и прозаики, то был бы риск, что от Воронежа останется культурный след на «х», величиной в три буквы «Хой». Вот поэтому и возникают такие «Новые деревенщики» и «Профи». Сами издают антологии, сами, как могут, их продвигают – болит у писателей душа. Такие сейчас и сохраняют литературу до лучших времен, до подхода основных сил, надеюсь.
«В селе ты на виду»
- Хорошо, тогда вопрос, как к «деревенщику»: как вы можете охарактеризовать сельского жителя? Какой он?
- Разный, конечно. Как и в городе. Человек. В основном с руками и ногами. Шутка, конечно. А серьезно, сейчас такая степень глобализации, что сельский житель почти не отличается от городского. Я священник и точно знаю, что, например, процент атеистов, что в селе, что в городе одинаков. Как и процент, подвижников.
- И чем же тогда селянин отличается от городского?
- Так сразу и не соображу. У сельского жителя, на мой взгляд, повышенная степень ответственности. Точнее, он ответственнее городского, по-моему. А иначе и не получится, если у тебя есть как минимум огород, который совесть не позволяет забросить, а в огороде куст картошки, который хочешь-не хочешь, а требует внимания и сил. В городе в основном люди этого лишены. Отработал свои часы и свободен, никому ничего не должен. И никто тебя не видит. В городе легче затеряться. А в селе ты на виду, это тоже добавляет ответственности. Пока мы в селе держимся хотя бы за клочок своей земли, возделываем ее, мы понимаем, что такое ответственность.
- Одинаковые ли проблемы у жителей воронежской глубинки и вологодской?
- А вот и не скажу так сразу. Дело в том, что я и с нашей-то глубинкой не сильно знаком. Я живу в пригородном селе. А вологодской глубинки я и вовсе не знаю. Однако заметил, что землица там рыжая-рыжая. И узнал, что хлебушек там достается людям куда как с большим трудом – нечерноземье же. У нас-то землица жирнючая, и солнышко летом греет, жить бы да Бога славить. А еще я давным-давно заметил, что там, на русском сельском севере, другие дома, высокие и просторные. И, когда попадается дом с резными наличниками, его можно долго-долго разглядывать и соображать, что с городской практической точки зрения тратить время на столь кропотливую работу не каждый отважится, что тут человек не практикой, а душой живет и работает. Что народ топит печи – газификация там слабее. Храмы там другие, старые-престарые, у нас таких нет. В воскресенье пошел причаститься в Вологдский Покровский храм на Торгу, разговорился со священником и узнал от него, что он не понимает, как мы – южане, наследники киевской академической иконописной школы, можем молиться на живописные образа. Забавно, правда? Мы ведь в основном-то об этом не задумываемся, а они – северяне – привыкли к Рублевской старине и дорожат ею… Вот так задумаешься, и получается, что творчество писателя-деревенщика, как старой закваски, так и современного, это не про глубинку, а про человека. Человека труда, земли, Родины. И если так посмотреть на ваш вопрос, то получается, что – да, всюду проблемы одинаковые, потому что всюду те же люди.
